Воспоминания

 

9 Октября 41 г. я дежурила в вузкоме комсомола  МГУ,  когда  из  ЦК ВЛКСМ пришла телефонограмма. В ней объявлялся призыв  девушек,  добровольно желающих пойти на фронт.  От  всего  Краснопресненского  района призывалось 12 человек: две пулеметчицы. две парашютистки,  две  санитарки, две с хорошим почерком и две просто физически  здоровых.  Какие еще 2 - не помню. Отборочная комиссия должна была состояться 10 днем.

В вузкоме было 3 девушки: аспирантка географического ф-та Шура Макунина, студентка исторического ф-та Валя Ендакова и я, тогда студентка 4 курса физического факультета. Немецкие войска подходили к Москве, обстановка была настолько напряжена, что трудно представлялось,  зачем учиться, кому нужны сейчас географы, физики и  историки.  Я  обзвонила факультеты, и мы все трое поставили свои фамилии в список. И только в ЦК на следующий день мы узнали, что Герою Сов. Союза  Марине  Расковой поручено формирование женских авиационных полков  в ответ на многочисленные письма летчиц аэроклубов, авиашкол, транспортной авиации,  желающих воевать вместе с мужчинами. 8 октября был подписан совсекретный приказ 0,099. Но не хватало штурманов, техников, вооруженцев. Так  возник призыв ЦК комсомола. Из Университета после отбора , попало 16  девушек в т.н. -авиачасть 122-. Все они вошли в штурманскую  группу.  Но велико было наше разочарование, когда через пять дней нашу женскую команду, одетую в мешковатые шинели, огромные кирзовые сапоги, с  противогазами и флягами на боках, погрузили в товарные вагоны и повезли куда-то на юго-восток, а не на фронт. Увы! "Защищать Москву нам не пришлось.

Началась наша жизнь в Энгельсской авиационной школе пилотов с  приказа 1Т1": -всем постричься под мальчика, волосы впереди до пол уха, косы можно оставить только с личного разрешения Расковой. Но разве могли мы к ней обращаться, нам было от 16 до  20,  а  она  такая  известная, пожилая женщина что-то около 28. И нас остригли. Летный состав школы смотрел на нас с усмешкой и состраданием, звали  -батальоном  смерти. Поэтому в столовую мы ходили плотным строем под песню и на  мужчин  не глядели. Когда две студентки с мехмата встретили своих однокурсников и задержались с ними на улице после обеда, мы собрали  университетчиков, сказали девочкам, что они позорят университет, что мы напишем об  этом на мехмат. Они плакали и обещали никогда в жизни с мужчинами не разговаривать.

Штурманская группа занималась по 12 часов в день. Через два месяца начались первые тренировочные полеты, а в январе были уже сформированы полки: ночной бомбардировочный, истребительный, пикирующих бомбардировщиков. И тут выяснилось, что нет женщин с опытом  штабной  работы,  и надо было создавать штабы из своих. Так я стала начальником штаба 588 авиаполка ночных бомбардировщиков на самолетах У-2 (впоследствии ПО-2 ).

Наверное, назначили меня потому, что была я комсоргом штурманской группы и, как понимаю теперь, проявляла излишнюю активность, не принятую в Армии. Приказ был подписан без разговора  со  мной,  а  когда  я пошла к Расковой и сказала, что хочу летать, то услышала в  ответ:  «я гражданских разговоров не люблю».

   Ну и трудно  мне  было  в  первый  год.  Ничего  я  не  понимала  в самолетах, бензине, бомбах, оперативных сводках, слабо  знала  военный устав и многое другое, что должна была знать, ведь начальник  штаба  - первый заместитель командира полка. А командиром полка  стала  Евдокия Давыдовна Бершанская, опытный летчик и руководитель. Девчонки меня  не очень слушались, спорили, когда  я  назначала  кого-то  на  дежурство, инженеры полка были кадровые военные, для них я была совсем -зеленой-. Да и представьте только - я, задушевная подружка своих штурманов, вхожу в комнату, и все должны встать.   В штабе стали работать другие  девушки:  в  оперативном  отделе,  в строевом отделе, шифровальщик, начсвязи,  начхим.  И  мы  учились своему делу все вместе. Однако ложное самолюбие мешало  нам  признать, что мы так мало знаем и умеем.

   А что такое был учебный фанерный самолет У-2, с двумя открытыми кабинами, без бронеспинки и радиосвязи, без парашютов и прицела (его мы кстати сконструировали сами и назвали ППР -Проще Пареной Репы).У-2 был легок в управлении, не нуждался в специально оборудованных аэродромах, особых сортах бензина, летал медленно и низко и поэтому его эффективно использовали ночью для бомбометания по переднему краю противника.

   В мае 42 г. полк прибыл на южный фронт, около Краснодона и вошел  в 4 ВА, командовал которой генерал Вершинин К.А. Начинались тяжелые  дни отступления от Ворошиловграда до Грозного линии фронта фактически  не было, мы  оставляли  аэродром  за  аэродромом,  немецкие  танки  ночью подходили почти вплотную к летному полю. Казалось,  что  для  4ВА  наш полк  девчонок  на  деревянных  машинах  не  был  таким   уж   большим подкреплением. Летчики соседних полков откровенно  называли нас -Дунькин  полк. И это редко бывало так, чтобы прибывал на фронт  полк, а в нем не было ни одного летчика, который бы уже воевал.  Но  некогда было учить нас, как выходить из прожекторов, как в темноте найти цель, как уйти от обстрела. Бомбили  мы  преимущественно  по  боевой  технике противника на дорогах, по переправам и ж.д.  станциям,  по  складам  с боеприпасами, по живой силе на переднем крае противника. Несколько раз прикрывали высадки десантов в Керчи и Эльтигене,  на  Одере  и  Висле.

Полеты проходили с темноты и до рассвета.  Цели  близкие,  потому  за ночь каждый экипаж летом  успевал сделать 5-6  вылетов,  зимой  10-12. |Примерно по 10 часов в воздухе.... Вылетали по одному с интервалом в 4-5 минут, около  часа  длился  полет,  самолет  возвращался  на  свой аэродром ему подвешивали бомбы, заправляли бензином, и он снова шел на цель. И так до утра, и так каждую ночь. Всего 1100 ночей  "Цели,  как  правило,  имели  тактическое  значение  и  были  плотно прикрыты зенитками и прожекторами,  а  много  ли  нужно,  чтобы  сбить наш тихоходный самолет. Одна зажигательная пуля превращает его в пылающий факел. Экипажи видели, как горят подруги, но они вели машины в те же зенитки и прожектора, и снова, и снова...О, героизм это не сиюминутное движение души, это прежде всего тяжкий непрерывный труд, напряжение всех сил и воли, преодоление страха. Наступало  такое  переутомление, что  иногда  летчик  или  штурман  засыпал  в  полете,  а  часто, наоборот, не спали по нескольку ночей - -прожекторы снятся.

   В феврале 43 г. нашему полку, первому среди других полков  дивизии, было присвоено Гвардейское звание, а потом еще дважды награждали  полк орденами. Мы стали 46 Гвардейским авиаполком. И летчики мужских частей стали ласково называть нас -сестренками- и делали круг, возвращаясь  с задания, над нашим аэродромом. Пехота писала нам -небесные  создания-, а Вершинин, выступая на собрании в полку, сказал: - Вы самые  красивые женщины в мире, потому что подлинная красота заключается в прекрасном душевном порыве, с которым вы ведете борьбу за свободу нашей  Родины. И даже то, что немцы прозвали нас -ночными ведьмами-, было  признанием нашего мастерства.

   Конечно, девчонки оставались девчонками, возили в самолетах котят, танцевали в нелетную погоду на аэродроме, плакали,  хороня  подруг,  и вышивали  на  портянках  незабудки,  распуская   для   этого   голубые кальсончики.

   Мы прошли от Ворошиловграда, Грозного до Владикавказа, а потом через Краснодар до Тамани, от Керчи до Севастополя. Прошли Белоруссию и Польшу, воевали в Восточной Пруссии и окончили войну севернее Берлина. 23 девушкам было присвоено звание Героя Советского Союза, пяти из  них посмертно. 5 студентов МГУ также получили  это  звание,  из  них  Женя Руднева посмертно. Каждая из них совершила более 700 боевых вылетов, а Ира Себрова даже 1030.

   Мужчин в нашем полку не было. И летали, и бомбы  подвешивали  одни девчонки. Но люди погибали в войне, а в тылу никто  для  нас смены не готовил. Поэтому в полку непрерывно работала  школа  переучивания.  Из вооруженцев и механиков готовили штурманов, из штурманов - летчиков, а технический состав набирали  из  девушек,  которых  в  то  время уже призывали в Армию. Правда, иногда приезжали к нам летчицы, которые  не знали о  нашем  полку.  Благодаря  этому полк  окончил войну,  имея  4  эскадрильи, а начал  всего с двумя. О полку  написаны  книги,  снят  документальный  фильм,  а  сейчас почему-то возник большой интерес к нам за рубежом. В Америке  защищают диссертации по нашим полкам, пишут историю. И в Америке,  и  в  Англии выпускают телефильмы. Народу этих стран трудно поверить,  что  это  не агитка, что женщины действительно так воевали. Но правда - в дневниках, воспоминаниях,  памятниках  погибшим. И я могла бы бесконечно рассказывать о моих героических подругах, таких разных, таких красивых -богинях войны-, как назвал их недавно в Красной звезде корреспондент.

   Я тоже иногда летала  в  качестве штурмана на цель, но очень редко, у меня всего-то около  30  вылетов.  Иногда  просто  на  бомбометание, а иногда надо было посмотреть, как идет согласование  между  наземными войсками и нами. Но все управление велось с  земли.  Трудно  написать, какая работа входила в мои обязанности. Штаб полка - это  как  деканат факультета. Оперативная, строевая, хозяйственная работа. От  получения боевого  задания  на  ночь,  до  наградных  листов   и   заказов   на обмундирование.  Но  в  штаб  входило  6  человек,  да  еще  адъютанты эскадрилий  и  дежурные  по  части.  Надо  было   только   четко   все организовать. И кроме того, через ночь, по очереди с начальником оперативного отдела дежурить на старте во время полетов,  которым  руководила  чаще всего командир полка.

 Журнал вылета, прием докладов от экипажей, связь с оперативным пунктом дивизии, уточнение линии боевого соприкосновения. Все было напряжено. Докладывает летчик, вижу бледнеет и рукав весь в крови - ранило ее, но только после доклада пошла в мед-часть. Иногда видно, как над  целью  горит  самолет,  и  я  смотрю  по расчету  времени,  кто  это  сейчас  горит.  Летчики  докладывали   об обстановке на земле, о результатах  бомбометания  других  экипажей,  о координатах прожекторов и зениток, и  мы  предупреждали  об  этом следующих. Я уже говорила, что вначале мне так много не  удавалось,  я была такая малограмотная, но постепенно приходили и знание, и  умение. Появилось много новых людей, для которых я уже была  не  подружкой,  а начальником штаба.

   Что-то запомнилось  особенно  остро.  Стояли  в  42  г.  в  станице Ассиновской под Владикавказом, штаб размещался в большом классе старой школы. И вдруг я потеряла печать  полка.  Она  лежала  в  коробочке  в кармане  гимнастерки.  Отклеилась  резиновая  печать  от   железки   и  исчезла... Как я ее искала,  и  сказать  кому-нибудь  боялась,  и  уже проверила свой -ТТ- и патроны. Если бы не нашла ее на  грязном  черном полу, жить бы не стала. Да и все равно Ревтребунал.

   Ярко помнится страшная  ночь  на  «Голубой  линии»,  которую  немцы построили вдоль Кубани до моря  и  считали  ее  неприступной.  Половина  экипажей  в   эти   ночи   летала   под   Новороссийском   на   -Малой земле-. Выпустили мы 12  экипажей.  Цель  недалеко, видны  прожектора, ловившие наши машины. Вдруг видим вспыхнул самолет,  медленно  факелом падает.  Смотрю  по  журналу  вылетов,  кто  горит   над  целью.

Возвращается первая машина, докладывают, что видели как горел  самолет 20  , возвращается другой экипаж, видел как горел самолет  20  ,  а зенитки не стреляли, почему?. И  так  четыре пожара  в  разное  время.

Вернулись только 8. Поняли еще над целью, что немцы  выпустили  против нас  ночных  истребителей,  потому  и не стреляли зенитками, чтобы  не сбить  своих. Стали девочки, выходя из прожекторов,  резко  терять высоту, уходить почти на бреющем, чего не могли истребители. Тем и спаслись  те,  кто понял и успел. А восемь человек погибло.

   Наташа Меклина пишет, что ей часто снятся цветные сны, слепящие лучи прожекторов  и  факелы в небе.  А  мне  почему-то  до  сих  пор  снятся перебазировки, - близко немцы, надо срочно ехать, а нет машин, и я  не знаю, куда же мне деть двух маленьких сыновей.

   Еще помню так ярко, как  перелетели  мы  в  Крым  в  апреле  44  г. Самолеты стояли без маскировки на опушке партизанского села  Карповка. Там  мы чувствовали себя радостно -весна, наступаем и нет немцев. И вдруг штурмовое звено с черными крестами появилось  над    нами,  посыпались бомбы, застрочил пулемет, летчики заходили  бреющим  и  выглядывали  с улыбкой из кабин. А я лежала вжавшись в землю и думала :- -какая  же  я большая-, и еще :- -только бы сразу-. Расстреляв боезапасы они ушли  за новыми, но поднялись наши истребители, завязался бой, и больше нас  не штурмовали.

   Помню, как я с летчицей Санфировой Олей летали  над  Керчью,  чтобы найти  остатки  сгоревшего  день  назад  самолета  с  Женей  Рудневой. Никогда, ни раньше, ни позже  не  видела  я  такой  израненной  войной земли. В городе торчали только печные  трубы  в  обрамлении  квадратов фундамента. Ни кусочка земли без воронок от бомб, все усыпано железом- разбитыми орудиями, разломанными машинами, кусками самолетов. Наш ПО-2 мы не нашли, хотя и знали  примерно  место,  куда  он  упал,  догорая. Удивительно, но кто-то  из  жителей  подобрал  их  обгоревшие  тела  и похоронил. И как сказал поэт: -Погибшие в небе за  Родину,  становятся небом над ней-. Ходит сейчас над  нами  малая  планета  под  названием

-Евгения Руднева-.

   Помню, как за Минском наша Армия так быстро наступала  по  дорогам, что немецкие войска оставались в окружении, вне дорог, в полях, лесах, где-то отдельные бойцы, а где-то организованно, с орудиями. И  вот  мы стояли с одной стороны небольшой рощи, а с другой - какая-то  немецкая часть с артиллерией. Днем эскадрильи перелетели на новую  площадку,  а штаб  и  часть  техников  остались  до  утра.  Было  все  очень очень напряженно, недалеко постреливали.  Я  сняла  знамя  полка  с  древка, свернула его себе под гимнастерку  и  затянулась  потуже  ремнем.  Так прошла ночь. Утром подъехали  машины,  мы  погрузились  на  трясущуюся полуторку, которую старик шофер почему-то называл -Маруся-. Маршал Рокоссовский приезжал к нам в полк  дважды,  -  первый  раз, чтобы вручить 5 звезд Героев Советского Союза.  -Я  слыхал  легенды  о  вашем полку, когда вы были еще на другом фронте, говорят, вы не хотите принимать к себе мужчин, и не надо, вы и сами дойдете до  Берлина-.  А было это еще в Восточной  Пруссии.  Я  помню,  что  была  поражена  до глубины сердца, не сразу поняв, почему  он  встал,  когда  я  вошла  с докладом. Поняла: он встал передо мной, как перед женщиной. Впервые за всю войну, высшее начальство встало передо мной, а  не  я  по  струнке стояла перед ним. Так значит, я все еще женщина!

   Последний раз дежурили мы с  бомбами  5  мая  в  маленьком  поселке севернее  Ной Бранденбурга. Должны были летать на Свинемюнде, где была база новых немецких ракет. 9-го  в  ночь  я  проснулась  от  стрельбы, выскочила  на  улицу,  вокруг  светло  от  ракет,  полуголые  девчонки стреляют из автоматов и ракетниц,  услышав  по  приемнику,  что  война окончилась. Нас отвели на отдых в Альт Резе,  где  была  раньше  школа немецких разведчиц, а потом в Швейдниц, город, переходивший к  Польше. И  началась  демобилизация  сначала  сержантского,  затем  офицерского состава.  А  полк  не  расформировывали  -   Гвардейскую   часть   мог расформировать только главнокомандующий. А не собирать же  мужчин  под наше знамя. И я оставалась начальником  штаба  почти  не  существующей части, со знаменем,  документами  и  несколькими  женщинами.  Готовили документы к сдаче в архив.

   Весной 46 г. полк  расформировали,  зам.  командира  по  политчасти отвезла знамя в музей Советской Армии.  Я  написала  командующему  ВВС Новикову заявление с просьбой  оставить  меня  в  Армии  и  разрешить поступить на радиофак Академии Жуковского.  Боялась физфака,  хотелось начать все  сначала.  Он  ответил  отказом,  -  -женщине  не  место  в Вооруженных Силах- (а во время войны было место). Потом уже в  апреле 46 г.  пришел  приказ:  -демобилизовать  и  направить  в  распоряжение академика Скобельцина, об  исполнении  доложить-.  Это  собирали  всех физиков из Армии, нужно было готовить ядерщиков.

Так я снова попала на 4 курс физфака. Боже мой, как было трудно, на лекциях спала, такая уж выработалась привычка спать,  когда  можно.  Я даже  спала  как-то  на  ходу,  работали  ведь  ночами.  Все   забыто. Готовилась к экзаменам со слезами и отчаянием. Спасибо мужу (а я в  46 вышла замуж за своего бывшего однокурсника Диму Линде, тогда  адъюнкта Академии  Жуковского ). Он  гладил  меня  по  голове,  говорил:   -ну, миленькая, погоди, ну, не расстраивайся, все понемногу поймешь-. После окончания факультета в 49  г.  отказалась  от  аспирантуры  и начала  работать  ассистентом  на  кафедре  космических  лучей.  Потом эксперимент на Памире, кандидатская диссертация,  поздно,  в  40  лет.

 

Потом уговорил меня проректор Е.М. Сергеев и стала я деканом ФПК. Опять новое  дело,  опять  все  сначала.  Очень  мне  пригодился  тогда  мой армейский  опыт,  и  организационный  и   четкость   во   времени,   и уверенность, что мы все можем. Была я деканом ФПК  24 года и знали  его во всех ВУЗ ах страны.

   Потом новый уникальный  эксперимент   в  Московском  Метрополитене, сейчас даже трудно представить,  как  я  могла  начать  такую  работу, требующую помощи правительства: подземное помещение - бывшее бомбоубежище (получила за счет женской солидарности), 250 тонн свинца, 5 тысяч м² рентгеновской пленки , камеры  собирались  и  разбирались ночью,  пока  не  ходили  поезда.  Результаты  по   генерации   мюонов космических  лучей  закрыли  сенсационные  тогда  данные  американских физиков.

 Создание лаборатории в НИИЯФ под эту работу из дипломников  и выпускников факультета. Защита докторской, тоже,  конечно,  поздновато для физика. Новые работы в горах Памира. И  главная  работа  -  работа  профессора на кафедре, лекции, дипломники, аспиранты.

   Люблю свое дело. 55 лет связана я с  Московским  Университетом,  не представляю себе жизни вне его. Твердо знаю:  -пока  живу  -  работаю, пока работаю - живу-.

   Люблю свою семью: муж, два сына, четверо внуков, люблю печь  пироги и принимать друзей.

   Но оглядываясь на длинную, и  все  же  такую  короткую  жизнь  могу сказать: самое значительное время, может быть и самое счастливое - это время в нашем  полку  |несмотря на все трудности и горечи войны было чувство, что ты единственно правильно  нашла свое место в строю.

   И до сих пор  живу  под  знаком  первой  заповеди  женского  полка:

-Гордись, ты женщина! -

 

     Ракобольская Ирина Вячеславовна,

 

         профессор кафедры космических лучей и физики космоса

 

     доктор  физ.-мат.  наук,  заслуженный  деятель  науки  Российской

 

     Федерации