Похоже, экзамен я выдержал
Известный физик Владимир Брагинский вспоминает о наставниках -- видных ученых,
рассказывает о своей работе (статья в газете Поиск, N22(732) от 6 июня 2003 г.)
 Только что из США вернулась группа физиков-экспериментаторов - участников крупного международного проекта.
Сначала в Калифорнии они докладывали о результатах полугодовой работы по гранту американским коллегам.
Затем переехали в Луизиану, где отчитывались перед европейскими участниками проекта. Руководил группой
главный научный сотрудник кафедры физики колебаний МГУ член-корреспондент РАН Владимир БРАГИНСКИЙ.
Предполагалось, что только о работе, выполняемой по иностранному гранту, мы и будем говорить с ученым, но
разговор неожиданно вышел за рамки обозначенной темы.
-- Садитесь на этот диван, - предложил Владимир Борисович. - На нем, между прочим, сидел Андрей Дмитриевич
Сахаров... Мне приходилось встречаться и работать со многими известными учеными. Особенно запомнилось общение
с Яковом Борисовичем Зельдовичем. С ним я познакомился в 1963 году на симпозиуме в Дубне. После моего
выступления он подошел и сказал: “Я хочу с вами поговорить”. Состоявшийся разговор очень напоминал экзамен,
который, похоже, я выдержал. А через пару месяцев он пришел ко мне в лабораторию и спросил, не могу ли я повторить
опыт в области физики элементарных частиц нобелевского лаурета Милликена, но с более тяжелыми массами?
Я согласился.
Мы провели с Зельдовичем много часов. Один эпизод запомнился особенно. Около семи утра звонит Я.Б.
мне домой - интересуется последними результатами. А я как раз их обрабатывал. Неожиданно он предлагает:
“Я сейчас к вам приеду - вместе мы сделаем быстрее”. В некотором смущении я согласился (у меня была однокомнатная
квартирка: в комнате спал сын, а я работал на кухне, где надо мной висели пеленки). В 11 утра вернулась жена,
проводившая в МГУ занятия со студентами. Запомнились ее квадратные глаза, когда она увидела на своей кухне
известного академика, трижды Героя Социалистического Труда. В машине, по пути в лабораторию, я спросил
Я.Б.: “Почему вы так торопитесь? Получили бы результат через три часа”. Без тени кокетства он ответил: “Я
написал 13 книг, 400 статей, а в физике не сделал ничего значимого”.
Я.Б. был потрясающим трудоголиком, человеком редкой самодисциплины. Он мог обсуждать практически
любое направление физики, и всегда это было в высшей степени полезно для собеседника. Запомнилась фраза,
которую он довольно часто произносил после длительной дискуссии: “Ну, сегодня на обед мы заработали.”
После того, как Я.Б. перестал заниматься бомбой, он работал в Институте прикладной математики и в МГУ, где
за несколько лет собрал команду молодых астрофизиков. Вместе они значительно развили эту область физики,
стали признанными лидерами не только в России, но и за рубежом. Сейчас кое-кто из этой команды работает за
границей: Р.Сюняев - директор института в Германии, И.Новиков руководит теоретическим центром в Дании,
Л.Грищук - профессор в Англии. Некоторые яркие ученые остались в России.
За несколько лет до смерти Я.Б. подготовил краткую автобиографическую справку к двухтомнику своих трудов,
изданных академией. Он писал, в частности, что в конце жизни увлекся астрофизикой, собрал коллектив одаренных
молодых ученых и добавил: “Оказалось, что моя роль - это в основном роль пропагандиста и агитатора”. По-моему,
такая исключительная скромность выдающегося ученого заслуживает глубокого уважения.
Я.Б. приводил ко мне в лабораторию многих ученых, в частности, Ю.Харитона и А.Сахарова. Последний довольно
много раз бывал у меня (до ссылки в Нижний Новгород). В последние визиты он пытался соблазнить меня заняться
поисками темной материи. Но я как-то устоял.
-- Не запомнились ли вам какие-либо традиции, принятые в научной среде того времени?
-- Не знаю, можно ли назвать традицией соблюдение обычных этических норм. Если, скажем, коллега придумал первым,
то вы обязаны всегда об этом помнить и ссылаться на него. Из того же ряда: в науке все равны. Даже самый
заслуженный ученый может ошибаться, а правым быть аспирант или дипломник. К сожалению, система присуждения
грантов подталкивает соискателей к выпячиванию себя. Недавно на сессии Отделения физических наук РАН
обсуждался такой случай: “отличился” заморский ученый, присвоивший себе результат российского коллеги.
По праву можно назвать доброй традицией замечательный семинар, который вел выдающийся физик Виталий Лазаревич
Гинзбург. Семинары проходили раз в неделю, последний - под номером 1700 (мы собирались 40-45 раз в год, так что можно
прикинуть, сколько десятилетий они проводились). Число участников - более 100. Тематика - почти вся физика. Руководитель,
не жалея времени, тщательно готовил семинар. Его атмосфера - абсолютно демократическая. Очень часто в нем
участвовали известные зарубежные ученые, и приглашение выступить было честью для них.
К слову сказать, по моему мнению, немало российских физиков заслуживают присуждения Нобелевской премии.
К ним в первую очередь отношу А.Андреева, В.Гинзбурга, Л.Келдыша.
-- А как складывалась ваша научная карьера?
-- На должности главного научного сотрудника я недавно. До этого 16 лет заведовал кафедрой и вот теперь
освободился от административной обязанности, чему рад несказанно. Руководство кафедрой требует, кроме всего
прочего, быстроты бега по коридорам да множества хотя и нужных, но совершенно неинтересных разговоров. А после
70 лет лучше потратить оставшееся время на науку. Лично я предпочитаю делать это в компании бывших аспирантов.
Из 33, которых я “выпустил”, четверо работают со мной (все - доктора наук, трое - профессора). Да к тому же удалось
добыть аж четыре гранта, один из них - американский (о нем вы уже слышали). Думаю, помогла репутация
физика-экспериментатора, сложившаяся за 48 лет работы.
-- Самое время вернуться к теме нашей встречи. Какими исследованиями вы занимаетесь и чем они
привлекают “грантодержателей”?
-- Область моих интересов - теория и методы прецизионных и квантовых измерений. Накопленный опыт оказался
востребованным международным проектом - “Лазерная гравитационно-волновая обсерватория” (LIGO). Проект
разработали американские ученые из Калифорнийского и Массачусетского технологических институтов.
К ним присоединились немецкие и британские коллеги, а также российские - из Института прикладной физики РАН
и МГУ (в моей группе 10 ученых да плюс еще аспиранты и студенты).
Мы исследуем отголоски катастрофы во Вселенной, произошедшей 100, 200, а может быть, и миллиарды лет
назад, когда две нейтронные звезды или две черные дыры столкнулились и выделилось столько энергии,
сколько “выдало” Солнце за все время своего существования и даже несколько больше. Для эксперимента
нужно-то всего ничего: “простые” гравитационные антенны. Их основа - два “нежно” подвешенных зеркала в
глубоком вакууме. Зеркала удалены друг от друга на четыре километра. Всплеск гравитационного излучения
вызывает относительные колебания зеркал с амплитудой в одну тысячную диаметра протона. Основные задачи
исследователей: создать систему измерения таких маленьких амплитуд и оградить зеркала от всяческих “не
имеющих отношения к делу” шумов. Через семь лет планируется поднять чувствительность на порядок.
-- Чего ученые ждут от этого проекта?
-- Для астрофизики ожидаемая информация бесценна. Например, по форме всплесков мы узнаем в деталях
свойства материи, из которой состоит нейтронная звезда. По форме всплесков от столкновения черных дыр выясним,
справедлива ли общая теория относительности при сильных гравитационных полях.
-- Как вы оцениваете состояние экспериментальной физики?
-- Как полукоматозное. Теоретикам немного легче. Но есть общая беда - исход молодежи из физики. Поэтому лишь
отдельные наши лаборатории проводят эксперименты на более или менее современном уровне. К ним относится и моя.
Пока. Причина общеизвестна - скудное финансирование.
А вот как обстоит дело в США. Бюджет Калифорнийского технологического института (300 профессоров, 2000 студентов и
аспирантов) -- 307 миллионов долларов (половину составляют гранты - это “добыча” профессоров). Не потому ли на “боевом счету”
этого уникального научно-учебного вуза 26 нобелевских лауреатов (у России всего 11)? Отмечу, что бюджет института в полтора
раза больше бюджета Российской академии наук и в пять раз - бюджета МГУ. Из федерального бюджета США в 1,8 триллиона
долларов 85 миллиардов идет на науку -- это больше, чем весь федеральный бюджет России. Примерно 200 миллиардов
вкладывают частные компании, еще несколько десятков миллиардов -- богатые филантропы. В итоге Министерство обороны
США расходует меньше средств, чем научные организации США. Вот и сравнивайте.
Записал Юрий ДРИЗЕ
Газета Поиск, N22(732) от 6 июня 2003 г.
|
Виртуальный тур и фильмы о факультете
Вестник МГУ. Серия 3.
связаться с нами