К 60-летию Победы советского народа в Великой Отечественной войне. Как это было.

Перелеты
(воспоминания о войне)

Первая мировая война доказала эффективность летательных аппаратов в сражениях. Последовали мировые рекорды перелетов через Атлантику, вдоль СССР, в Ледовитый океан за Челюскинцами. Куда только не летали? Многие застревали в пути. Могилу с пропеллером на постаменте летчика Александра Морозова, одного из забытых героев, я обнаружил на Иркутском центральном кладбище. Он с экипажем не замкнул петлю перелета от Ленинграда до Сахалина и обратно. Я тогда колесил с лекциями от Общества "Знание" по Великой стране. Моя мама говорила мне, что около Байкала разбился ее первый муж, участник перелета. Других сведений у меня не было. После лекций я бродил по Иркутску, надеясь, что-либо узнать об этой трагической истории. Вечером последнего дня я забрел на кладбище и последним кадром запечатлел то, что написано на чугунной доске. У меня сохранился потускневший, цветной слайд о жизни во славу нашей Родины-России и ее славной авиации.

Мой отец Николай Кузьмин был штурманом воздушного судна. Он окончил школу авиаторов под Ленинградом и был направлен в элитную авиационную часть под Бологое, Тверской области. Авиаторы летали на лучших в мире самолетах в дружественные страны с визитами вежливости, а заодно демонстрировали мощь страны Советов. Кузьмин Н.П. был первоклассным авиатором, флагштурманом, четвертым человеком в элите бригады. Он был первым, кто прокладывал путь воздушному кораблю по Европе в перелете Москва-Рим-Москва. Командиром корабля был А.Голованов, будущий главный маршал авиации СССР. Перелет был отмечен буржуазной прессой. Тяжелый бомбардировщик (ТБ-3) легко преодолел Альпы, В Италии возил на борту 40 пассажиров-"макаронников". В 1934 году эта цифра впечатляла. Советы дружески общались с национал-социалистами из рабочих партий. Сталинских соколов встречали главари-националисты: Геринг, Гебельс, Муссолини, Хорти. Могучей была Советская авиация. Я помню фотографии, альбомы, которые в 1937 году уничтожались ночью в трехкомнатной квартире авиационного городка-Едрово. Компромат уничтожался безжалостно в черной, цилиндрической, голландской печи, сверкавшей горнилом яркого желто-красного пламени. Год был тревожный. Забирали многих ночью. К нам постучали в полночь. Ввалились трое. Я спрятался за бабушку. Вопрос: "Где муж?". Голос у мамы дрожал, но ответ был достойным: "Его вызвали в Москву, кажется, в Кремль". Ретировались. Там, в центре, свои законы. Может быть, опять перелет или важное задание: в 1936 году отец летал на гражданских, зарубежных самолетах со шведским паспортом над Европой, отмечая пути - дороги и аэродромы. Но Н.П.Кузьмин уехал* в Военно - воздушную академию им. Н.Е.Жуковского сдавать документы. Его приняли на командный факультет. Академию он окончил с отличием. Войну с Финляндией я опускаю. Отец воевал и был награжден орденом Красного Знамени. В Кремле отец запечатлен на фото рядом с М.И.Калининым.

О грядущей войне с немцами в нашей семье говорили и в Бологое и в Москве - до Финской. В 1939 году мы жили в Москве на Ленинградском шоссе-17, рядом с Академией, которая находилась в Петровском дворце. Дом наш, двухэтажный, раньше занимала дворня. Комнатка была небольшая всего-то восемь метров. Мы там ютились впятером. Отец не пожелал жить в общежитии. Снимали жилье. Смутное было время и он не хотел нас оставлять в Бологое заложниками. Я пошел в первый класс, хорошо представляя, что война на носу. Отцу предлагали остаться после окончания академии в Москве при штабе ВВС или поехать резидентом в США. Он отказался (думаю по той же "залоговой" причине) и получил назначение: отправится начальником штаба авиационного полка, под Ростов-на-Дону.

Война с фашистской Германией нас застала в Хотунке, военном городке под Новочеркасском. Играя с мальчиком Адольфом Пицхелаури в металлургов, я плавил на сковородке свинец, который мы сдирали с брошенной, огромной, деревянной, "связной" катушки. После плавки свинец закаляли в воду. Он очищался от окислов. Долик, так его стали звать позднее, чтобы не было напоминания о Гитлере, ударил меня строительной скобой по затылку и овладел добычей. Первое сотрясение мозга. Происшествие было забыто и во время войны мы с ним дружили. Общее горе мирит быстро! Военный городок готовился к войне: в домах командиров и в общаге переоборудовали подвальные помещения под газоубежища. Бункеры могли спасать и от бомбежки. О войне мы узнали сразу. По Украине немец перемещался быстро. Штабы дивизии и полка находились в Таганроге. Жены штабистов воспользовались передышкой в военных действиях и напросились навестить мужей. В маленьком автобусе с одной, передней дверкой и с сопровождающим, молоденьким лейтенантом, ехала дамская миссия, напевая:

"Широка страна моя, родная...". Автобус шел по шоссе в Таганрог, но затем повернул на проселочную, степную с балочками и курганчиками. Лейтенант скомандовал: " По нужде!". Женщины с детьми разбрелись по кругу так, чтобы ни шофер, ни лейтенант не видели, где они. Я быстро оправился и стремглав взлетал на самую большую горку. С горки я крикнул: "Мама, на шоссе танки с крестами, грузовики и мотоциклы!". Лейтенант быстро сообразил "Это немцы". Сплошной линии фронта не было. Мы с мамой последними залезли автобус. Немцы нас не заметили, а может быть, им было не до того: они шли на Ростов. Так мы оказались в тылу врага. Возвращались мы той же дорогой через несколько дней. Немцы были отбиты. Наступала эвакуация. В теплушках товарняка со скарбом ехал женский табор с детьми от Новочеркасска, минуя Ростов-на-Дону. Раньше в таких теплушках кавалеристы возили сено и лошадей в Хотунок. И я часто захаживал к солдатам, чтобы погладить ноздри у лошадей. Лошади улыбались так широко, выставляя зубы, что было страшно подавать им сено. В пути я лежал на полатях у раскрытого малюсенького окошечка теплушки. Пахло лошадками, что будило воспоминания о самом умном животном - коне. Состав миновал мост через Дон. Мы проскочили: немецкие самолеты бомбили и я видел, как сползли фермы моста, как водные фонтаны взлетали над рекой. Меня согнали с наблюдательного пункта от греха подальше.

Узловая станция Тихорецкая. Наш поезд загнали в тупик, подальше от станции, на которой скопились поезда идущие с войсками на фронт и санитарными поездами в тыл. Я впервые осознал, что означает пробка. Начался товарообмен вещей на продукты. Есть то надо! И мы с мамой отправились к раненым. Простыни менялись на продовольствие. Это был один из жутких налетов немецких самолетов на Тихорецкую. Как мы выбирались из горящего ада, даже сейчас я представить не могу. Бежали от горящих вагонов, от выползающих из них раненых и гибнущих тут же от взрывов. Благо мы не были в эпицентре, там, где были составы с войсками. Но и этого было достаточно. Мы укрылись под одинокой теплушкой. Но в перерыве между налетами самолетов, мы переползли за пригорок тупика, на поперечной шпале которого висел разбитый фонарь. В новый налет одна из бомб угодила в покинутый нами вагончик. Одна из отлетевших досок "погладила" меня по голове и плечам. Я оглох. Это контузия. Что было дальше я не знаю и не помню, как я попал в санчасть нашего поезда, но из нее я вышел уже в гипсе, который мне сняли в Баку. Образовался горб, который и теперь напоминает о Тихорецкой.

Через беспокойные чечено-ингушские земли мы ехали с автоматчиками. Местные джигиты нападали на гражданские поезда. В Баку мы пересели на пароход и поплыли через Каспий. Красноводск встретил тревожно. Пыльный, безводный. Воду продавали в киосках. Пока собирали эшелон, взрослые и дети страдали от безделия и неопределенности. Ашхабад нас не принял. В школе я проучился не более не более недели. Обязательным было обучение туркменскому языку. Эвакуированных было полно. Как нашли место, куда нас двинуть дальше, то - великая тайна сопровождающих.

И направили нас к узбекам в Маргелан. Поезд встречали с оркестром. Там, в дувалах, мы прожили недолго, нам повезло: поселили в Фергане. Первое время это был рай. Узбеки относились к нам с душой.

Восьмилетний Рунар с сестрой
Галочкой (Москва, 16 сентября 1940 года)

Но потом наступили два голодных, зимних месяца. Мы жили на кухне одноэтажного дома вчетвером на шести метрах. Бабушка спала на кухонной плите с конфорками. Дети на чемоданах, мать на плетеных, дореволюционных корзинах. Первая заболела сестренка Галочка. На улице от недоедания и холода лежали замерзшие. Я бегал в аптеку с кислородной подушкой. Сестре становилось все хуже и хуже, она от нас ушла в январе. Крупозное воспаление легких. На кладбище выпал снег. Это было детское кладбище на пустыре. Свежих могилок было много. И все - выковыренные (эвакуированные). Неподалеку за оградой - православная церковь. Было время, когда русских в Фергане было много. Фергана в 19 веке - русский город. Теперь кладбище распахали и там стоят хрущевки. Затем захворала мать. У нее опухли ноги и руки, как при водянке. Сильно пожелтела, теряла сознание от болей в печени, даже мне было видно - желтуха, требовалась госпитализация. Мы с бабушкой держались, нехватало еды и витаминов. Ели жмых и изюм. Последнего было так много, что у меня до сих пор к нему полное отвращение. Мы с бабушкой мучались язвенным стоматитом. Прикрепленные к нам калеки из бывших воинов и летчиков полка добросовестно следили за жизнью двух общин: Маргеланской и Ферганской. Как все было организовано! Даже поверить трудно. Связь с фронтом тыла поддерживала и тех и других. Из-за критического положения в семье, отца отпустили с фронта. И он один прилетел на У-2. Это был беспримерный перелет через Каспий и Среднеазиатские пустыни. Вместо второго летчика у него была бочка с бензином. На похороны дочери он не успел, но зато мою маму удалось положить в больницу. Через несколько дней на том же самолете он улетел обратно. В то время это был бы мировой рекорд беспосадочного перелета по дальности для данного типа "учебных" машин.

До весны 1942 эвакуированные семьи прожили в Фергане. Я окончил третий класс. На фронте затишье: противоборствующие войска стояли перед новой бойней, которую весь мир знает, как битву за Сталинград. Жены опять собрались к мужьям. Не у всех они сохранились живыми: Пицхелаури пропал безвести. После войны ему присвоили звание Героя Советсого Союза: он погиб в страшных мучениях вместе с генералом Карбышевым. Фашисты поливали их на морозе водой из пожарного шланга. Уехали переселенки эшелоном через Баку на Северный Кавказ. Лето прошло в станице Марьинской. Наступала осень. Пора было подаваться в город Георгиевск. Мама сняла кухню с глинобитным полом при входе в дом.

Немец рвался на Кавказ и за теплом и за нефтью. Георгиевск был узловой станцией и его беспощадно бомбили. В СССР единственный** памятник жертвам бомбардировок был поставлен на вокзальной площади этого, по сути, небольшого городка. Больше всего доставалось железнодорожникам. Отец воевал где-то рядом. Его полк работал в интересах Верховного Главного командования, отличился и стал пятым гвардейским. Немцы несли большой урон от советских бомбардировщиков. Фашисты выбросили листовки, что в случае захвата Георгиевска, они не пощадят жен и детей этого полка. Одна из листовок была направлена в Москву к Сталину. Последовал немедленный приказ: жен и детей героев вывезти в безопасное место и не куда-нибудь, а на куророрт и заповедник Боровое в Казахстан. В полку оставался только один самолет, тяжелый бомбардировщик (ТБ-3).

Моему отцу поручили провести операцию. За городом был организован аэродром для ТБ-3. Вырыты щели. Перевезены семьи. До Грозного предполагалось довести всех жен, а до Борового жен с детьми и стариками. Размещали гражданский состав в фюзеляже и в крыльях рядом с бензиновыми баками. Это был большой гроб с "музыкой": сообщество грудничков и визжало и сосало. При отлете два тупорылых ястребка были сбиты немецкими местершмитами. Один из летчиков выбросился с парашютом. Наша радость была преждевременной местер вернулся и добил парашютиста. Волны немецких воющих бомбардировщиков следовали одна за другой. Я насчитал 75 штук. На вокзале был ад, горели цистерны с горючим. Клубы дыма окутывали весь город. Наш вылет - третий. Когда началась бомбежка города, отец скомандовал всем в укрытие. Мама потащила меня под хвост самолета и накрыла кожанным регланом (надо же - сохранился до сих пор). Отец не церемонился и пинками затолкал обоих в щель. Немцы не увидели на поле самолет, вероятно он сливался с лесочком. В перерыв, между волнами немецких налетов, мы взлетели, прижимаясь к земле, скользя по-над верхушками деревьев. Один из мессершмитов нас увидел и обстрелял. Я сидел в носовой, прозрачной кабине летчиков, когда одна из бронебоек прошила отверстие и прошла через пол, как мне казалось, около моих ног. Тихоходный ТБ-3 улизнул от пикирующих мессеров, которые боялись в пике врезаться в землю. В Грозном в самолете насчитали 43 пробоины. Никто не пострадал. А что было бы при одном попадании в бензобак. Отец прилетел последним рейсом в Грозный. Организовал перелет в Казахстан и отбыл в армию, участвовал в боях на Малой земле.

В Казахстане не одно Боровое. В какое лететь? Сели в первом, Кустанайском Боровском, в чистом поле. Бежал к самолету народ. Невидаль-то какая! Самолет! Карта у летчиков была очень крупная и слава богу, а то садились бы еще чаще. Следующая посадка была опять не там. И только в третий раз правильно долетели до Щучинска, а от туда до Борового добрались автобусом. В Боровом нас и поселили в деревянных, крепко продезинфицированных хлоркой, дачах. Там до войны доживали больные с открытой формой туберкулеза. В первое время нас прикрепили к столовой академиков. Моя мать подружилась с последней, сорокалетней женой знаменитого академика Н.Д.Зелинского (создателя противогаза), которому было 92, а его сыновьям: два года и десять лет. Затем наш ранг понизили до Сеченовского института, а потом до рабочей столовой. Там уже мы ели котлеты из конины и пили кумыс. Я окончил четвертый класс.

Отца отозвали с фронта в 43 году в Москву, там я увидел первый победный салют. В дальнейшем Н.П.Кузьмина определили начальником штаба учебной бригады, которая размещалась в городе Бузулуке. Родители вместе с Людвигом Свободой, командиром чехословацкого батальона, ходили в театр. Иногда они брали меня с собой. В первом ряду летнего театра я сидел на коленях у будущего президента Чехословакии. Сделал попытку сбежать на фронт, но выбрал неверное направление - на юг, перебравшись через речку Самарку, в Сталинград. Был пойман Дал клятву родителям, что больше не убегу. Они меня убедили, что на фронте нужны образованные люди, которые знают технику, а еще лучше - самолеты. Но я начал с вождения виллиса, сидя рядом с Виталием Карповым, ординарцем отца. Его родитель был расстрелян за сдачу Киева. На учебном полигоне я стрельнул из боевой винтовки по мишени и не попал (в семнадцать лет узнал, что у меня поврежден прицельный, правый глаз). В пятом классе в офицерском клубе успешно сыграл роль повара, который пленил фрица-парашютиста, в оркестре народных инструментов играл на расческе с папиросной бумагой. В раннем детстве в Едрово я крутил патефон с утра до вечера. Отец привозил классные пластинки из Европы. За два с половиной года я окончил начальную музыкальную школу в Бузулуке по классу фортепьяно. Играл не столько по слуху, сколько зрением и внутренним ритмом. Музыка давалась плохо, взрослым я понял, что у меня была потеря слуха после котузии. В седьмом классе заболел сначала малярией, а затем и открытой формой туберкулеза, выпали первая и вторая четверти. Война закончилась радостной весной. Мне седьмой класс зачли потому, что отца перевели в город Новозыбков Брянской области. В восьмой класс меня приняли условно, но я доверие оправдал. В десятом - претендовал на медаль, но не дотянул. В семнадцать лет ( я родился 14 мая) сдавал экзамены на мехмат МГУ им.М.В. Ломоносова: математику я знал лучше всего, но - увы! Физика оказалась роднее.

Ни я один жизнь познавал через дорогу,

Но, именно, на ней мы все учились понемногу... .

Р.Н.Кузьмин
Доктор физ-мат. наук, профессор кафедры физики твердого тела
Заслуженный профессор МГУ и Заслуженный деятель науки РФ.

* Прим. Гл. редактора. Еще одно из многочисленных свидетельств "могущества и всеобщего охвата страны органами НКВД". Неудивительно: в 1938 число сотрудников этих органов в СССР была меньше, чем численность сотрудников только одной милиции в Москве.

**Прим. Гл. редактора. На станции Кемь, бывшей в войну важной узловой станцией, есть скромный памятник с перечнем погибших в результате бомбежек работников станции.

Все для фронта, все для победы

Командир части знакомится с экипажами танков,
построенных на личные сбережения трудящихся. 1943 г.

В "Советском физике" № 2(32) за 2003 г. была помещена статья, в которой рассказывалось, как крестьянин Ферапонт Петрович Головатый купил два самолета для нашей армии.

В примечании редакции этот факт отмечен как свидетельствующий о положении крестьянства в СССР. "Все самолеты, танки, купленные на личные средства для армии - были крестьянские, жители городов, рабочие вооружение покупали вскладчину". Наш дотошный читатель, отметив неверность этого утверждения, указал нам на ниже приведенную статью.

"…В своих воспоминаниях Мессинг рассказывает, что он на свои деньги построил и передал Красной армии два самолета, за что получил благодарственную телеграмму от самого Сталина. И это чистая правда. Но не вся.

В 1942 году артиста неожиданно попросили зайти в Госконцерт. Там его встретил председатель партячейки.

- Вольф Григорьевич, - обратился он к Мессингу, - в то время как наши солдаты проливают кровь на передовой, когда вся страна превратилась в единую крепость, когда все силы направлены на борьбу с врагом, долг каждого человека внести в эту борьбу посильную лепту. А поэтому спрашиваю без обиняков. Сколько вы как известный артист эстрады готовы внести на нужды фронта? Артист был уже готов к чему-то подобному и поэтому ответил довольно быстро:

- Тридцать тысяч.

- Вольф Григорьевич, - усмехнулся парторг, - вы же понимаете, что это несерьезно. У нас колхозники танки и самолеты дарят, а вы с вашими доходами... Да сейчас любой советский мальчишка мечтает самолет построить, лишь бы стране помочь.

- Я вам официально заявляю, - парировал артист, - что наша армия одержит победу и без моего самолета. Я вижу советские танки на берлинских улицах. Поэтому пишите пятьдесят тысяч, и прощайте.

На следующий день Мессинга арестовали по обвинению в шпионаже в пользу Германии. Несколько дней чекисты доказывали ему, что если он не шпион, в качестве которого артист никак не хотел себя признавать, то он не должен быть таким жадным. И спустя эти несколько дней Мессинг почувствовал, что ему уже правда хочется построить самолет. И он выделил миллион, после чего был с миром отпущен. В местной газете была помещена (естественно, без подробностей) восторженная статья о том, что мэтр советской эстрады подарил фронту самолет, на котором теперь летает Герой Советского Союза летчик Ковалев, а ответом на статью неожиданно явилась благодарственная телеграмма от самого "отца народов", продублированная в "Правде".

После постройки первого истребителя артист начал думать над вопросом о том, как ему сберечь оставшуюся денежную сумму. Он перестал пользоваться услугами сберкассы, а излишки наличности, дабы не подвергать их риску инфляции, стал вкладывать в драгоценные камни и ювелирные украшения. В 1943 году в Ташкенте он познакомился с польским эмигрантом Абрамом Калинским, который предложил ему бежать из воюющего СССР в мирный и спокойный Иран. Немного подумав, убежденный космополит Мессинг согласился и в условленный день, собрав все драгоценности, вместе со своим провожатым отправился в приграничный поселок Душак. Старик-туркмен, выступавший в качестве проводника, запросил за переход сорок тысяч рублей. Немного поторговавшись, артист согласился с суммой. А под конец переговоров откуда ни возьмись выскочили люди в форме, заломили руки ошеломленному телепату за спину и отвезли куда следует. Спасли артиста давешняя сталинская благодарственная телеграмма и привычка в опасной ситуации строить самолеты. Новый Як был построен и подарен армии спустя несколько дней после ареста и за несколько дней до освобождения…"

Вольф Мессинг и советская авиация.
Стрела. Газета для пассажиров. №44(424), 2004.

Говорят политики

"Мы предоставим Японии свободу действий против СССР. Пусть она расширяет китайско-маньчжурскую границу до Ледовитого океана и присоединит дальневосточную часть Сибири… Мы откроем Германии дорогу на Восток и тем самым обеспечим столь необходимую ей возможность экспансии. Таким образом, можно будет отвлечь от нас Японию и Германию…". Лорд Ллойд. 1940 г.

"Если мы увидим, что выигрывает Германия, то нам следует помогать России, а если будет выигрывать Россия, то нам следует помогать Германии, и, таким образом, пусть они убивают как можно больше…". Сенатор Трумен. 1941 г.

"Главными факторами в войне в настоящее время являются поражения Гитлера в России… Ни Великобритания, ни Соединенные штаты не должны принимать никакого участия в этих событиях…". Премьер-министр Черчилль. Декабрь 1941 г.

"Теперь, после столь славной победы под Москвой, никто не может утверждать, что советский режим является прогнившим или подрывающим жизненно важные основы Советской страны. Нет! Если бы не этот режим и все то, что сделано в этой стране за последние 20 лет, Гитлер, безусловно, сумел бы завоевать всю Европу, и наши шансы на победу равнялись бы нулю…". Криппс, посол Великобритании в СССР. 25 декабря 1941 г.

"Если дела в Росси пойдут и дальше, как сейчас, то возможно, будущей весной второй фронт и не понадобится". Рузвельт. 1943г.

"Мы еще можем проиграть эту войну". Паттон. Январь 1945 г.

Л. Ольштынский.
"Разгром фашизма"

Виртуальный тур и фильмы о факультете