О научной оценке религии
Многие полагают, что все – верующие и неверующие - стоят на одной степени правоты: и те, и другие якобы одинаково верят в свою правду, так что опровергнуть религию невозможно. Но это неверно. Отношение к своим правдам и их основания у верующих и неверующих разные. И успешно доказывать отсутствие бога вполне можно.
Что говорит наука о реалистичности религии? А что она вообще говорит о методике познания объекта? Вот что.
Есть три важнейших момента в выяснении природы и сущности того или иного явления:
а: правильный, научный алгоритм прояснения картины - это историческое рассмотрение возникновения и развития объекта или явления, в том числе знания;
б: критерий правильности и доказанности выводов при исследовании реальности принципиально отличается от аналогичного критерия в математике или в формальной логике и заключается в достижении максимально согласованной картины всего знания, т.е. понимание объекта должно быть естественно встроено в общую картину мира, согласовано с другими знаниями;
в: руководящий принцип согласования и отбора решения - принцип бритвы Оккама: не вводи сущностей сверх необходимых; ясно, что он работает совместно с задачей получения всего согласованного знания.
Начнем со второго пункта, потому что обычно камнем преткновения в “логических” спорах оказывается неверное представление о критерии правильности вывода. Очень многие образованные люди страдают склонностью к уж-жасной строгости и точности доказательств: вынь им да положь совершенно строгое, абсолютно доказанное доказательство, на меньшее они не согласны ни в какой мере.
Эта требовательность идет от привычки видеть настоящее доказательства исключительно наподобие или прямо в виде математических теорем, которые совершенно определенно заканчиваются точкой. Ничто иное не воспринимается как весомое доказательство. Они требуют полной достоверности, формальной строгости: а где тут у вас точка? Если ее нет, то предшествующие рассуждения как будто бы не имеют никакой цены. В математике и формальной логике это верно, а в реальных делах - нет. В математике нечто или доказано, или не доказано, промежуточных состояний не существует. А в реальности те или иные утверждения всегда существуют с той или иной промежуточной степенью достоверности или правильности высказывания или формулировки, и понимать заключения о реальности надо именно в рамках такой системы весов. Вот это-то и не понимается, по крайней мере отчетливо, как важнейший методологический факт.
Дело в том, что в неисчерпаемой и взаимосвязанной реальности вообще ничего нельзя доказать (соответственно, и опровергнуть) абсолютно строго, как это делается в математике или формальной логике. Тут вероятно восклицание: ну так, следовательно, и нельзя доказать, что бога нет!
Нет, это неверно по существу. Абсолютно строго - нельзя. Но практически достоверно, с достаточной надежностью для практики - можно. Например, с не меньшей надежностью, чем то, что завтра взойдет солнце или что не слишком сильно подброшенный вверх камень через некоторое время станет падать вниз. А ведь неявно как бы представляется, что если не доказано стопроцентно, то альтернативы должны рассматриваться равноценно, их следует ожидать равновероятно. Это коренная ошибка.
Как работает критерий правильности в обыденной реальности? Вот два примера. Человек ест еду вилкой. Берет кусочек и направляет в рот. Разумеется, нельзя доказать, что при очередном таком движении он не ударит себе в глаз. Ну и какова же вероятность, что так произойдет? Неужели 50 на 50? Конечно нет, никто из нормальных людей так не думает и все продолжают пользоваться вилками как ни в чем не бывало. Оцениваемая вероятность указанного травмирования весьма мала. Причем оценка не только на основании нескольких предыдущих благополучных исходов, но главным образом на основании всей предыдущей практики и понимания процесса.
Или пусть нам надо встретить какого-то человека. Где мы будем его искать? Неужели в любом месте, даже, скажем, в пустыне Атакама? А почему бы и нет? Ведь нельзя доказать, что он сейчас на работе, хотя ему там, в настоящее время и следует быть, и нельзя строго доказать, что он не где-то в очень отдаленном месте. Но мы не будем принимать во внимание ничтожно малые, как мы оцениваем, вероятности и в первую очередь позвоним к нему на работу. Никаких фифти-фифти! Вероятности разных ситуаций мы оцениваем не с помощью математических теорем, что было бы невозможно, а на основании опыта и обдумывания практики, и не стопроцентно, но часто с вероятностями, близкими к достоверности. Обоснованность вывода увеличивается с ростом числа фактов и выявления их систематической согласованности. Таким образом, следует отбросить как не соответствующее реальности мнение о полной непригодности неполных доказательств на практике.
В реальности доказательство тем более весомо, чем в большую сферу опыта и знаний оно естественно и всесторонне вписывается. Этой сферой оно и обосновывается. Осознание превосходства одной теории над другой возникает в усматривании того, что она обеспечивает больший круг взаимного согласования наблюдений и необходимых привходящих обстоятельств. При этом все различные данные и частные теории, а также принимаемые как правила и условия общие положения взаимно подтверждают друг друга. (Именно поэтому совершенно ошибочными являются часто встречающиеся предложения явных прожектеров заново, практически с чистого листа переписать более или менее работавшую прежде достаточно общую теорию, например - всю физику или философию. Их построения, поневоле более узкие, не поддерживаются массой других фактических знаний, и являются случайными, наподобие сновидений.)
Перейдем теперь к бритве Оккама - требованию обходиться в объяснении и описании картин явлений как можно меньшим числом предположений, допущений, параметров, сущностей. Это требование имеет двоякий характер и двойную цель, которые работают в одном согласованном направлении - в направлении большей обоснованности и универсальности (широкой применимости) интерпретации (теории) явления и всего знания.
В принципе можно было бы для каждого факта, каждой экспериментальной точки строить свою отдельную теорию. Да эти факты и сами по себе уже есть в некотором смысле локальные теории: при том-то получилось то-то. Однако такая метода лишает знание об этих конкретных фактах-теориях всякой предсказательной силы на будущее. Уже в соседней точке или в другой момент применимость такого локального “знания” становится по идее нулевой. Желательно, чтобы теории объединяли группы данных, были применимы в разных точках и могли предсказывать с некоторой приемлемой точностью хотя бы в промежуточных точках. Такое единое описание содержит меньше параметров, чем набор отдельных разрозненных описаний. (При допущении неабсолютной точности описания такой порядок обобщения и вообще само познание, как мы знаем по опыту, возможны.) При этом данные в разных точках подтверждают друг друга. Полностью же обособленные факты не имеют никакой силы.
Чего должен добиваться следователь? Самый первый ответ – фактов. Но как конечной цели он должен добиваться получения из фактов ясного видения картины событий. Тогда он может ответить на все вопросы.
Аналогично, уместное, естественное вхождение частных теорий в более общие, также минимизирующее количество необходимых “сущностей”, создает взаимоподтверждаемую систему знаний, как бы единую общую теорию. Требование согласования данной интерпретации или частной теории с кругом других научных теорий есть, с одной стороны, конкретная реализация известного критерия общественно-исторической практики, поскольку в теориях и обобщается исторически наработанное наукой знание, а с другой – приводит к пополнению, расширению и развитию этой практики и научного знания.
Таким образом, интерпретации, никак не стыкующиеся с остальной массой достаточно хорошо установленных знаний, не имеют предсказательной силы, т.е., попросту говоря, ошибочны. Так сходятся в своем действии второе и третье из указанных выше требований научной методологии - необходимость согласования знаний и принцип бритвы Оккама.
Посмотрим же теперь, что представляет собой религия. Имеем две интерпретации (теории) ее возникновения: одна говорит о ее боговдохновенности, другая - о порождении (выдумывании) ее человеком. Как разобраться, где истина?
Уже сказано было, что всякое явление надо рассматривать исторически. Не представляет собою исключения и религия. Гегель первый положил конец неисторическому взгляду на религию как на изобретение обманщиков и показал закономерное, неизбежное ее развитие.
О верованиях разных времен и народов у нас писали много. Например, в книге А.Д.Сухова “Философские проблемы происхождения религии” хорошо изображена и компактно представлена взору неуклонная последовательность развития религии от анимизма - простого одушевления вещей и природы по собственному образу и подобию - до монотеизма в зависимости от степени производственного развития общества. Становится отчетливо ясно, почему при рабовладении процветал политеизм и почему с возникновением феодализма он стал заменяться монотеизмом - в соответствии со специфическими условиями жизни, отношениями между людьми и потребностями общества. Ничто не происходило само по себе, независимо от жизни людей, всякое изменение жизни сопровождалось изменением представлений о мире, в частности - религиозных представлений, так что возникало, исчезало и еще осталось огромное количество разновидностей суеверий и более развитых верований (что, по-видимому, должно сбивать с толку желающих приобщиться). А само первоначальное одушевление природы человеком представляет собой частный случай обычного, естественного и неизбежного для него экстраполирования (распространения) известных и привычных ему особенностей, характеристик, в том числе своих собственных идеальных, на новые, плохо известные ему объекты. Ведь подобное экстраполирование вообще представляет собой едва ли не самый массовый прием деятельности. Мы экстраполируем в каждый новый момент, действуя на основании полученной до него информации, когда состояние мира уже как-то изменилось. Мы первоначально судим об одних объектах по аналогии со знанием других. (Это всё варианты приложения принципа бритвы Оккама.) Бывает, что иногда при этом существенно ошибаемся, а потом по анализу результатов можем поправляться, но, во всяком случае, без экстраполяции мы вообще не можем существовать.
А раз уж представления об объектах и мире появились, то люди так или иначе опираются на них в своей деятельности, а ошибки могут оказываться временно или постоянно выгодными целым группам людей и потому на определенных этапах не исправляться, а сохраняться, развиваться и усиленно внедряться всевозможными способами. Это в полной мере относится к религиям.
Отметим, что религиозные построения с течением времени, если можно так выразиться - с их прогрессом, становятся всё менее реалистическими, всё более ненаучными. Если старый анимизм еще представлял собой более или менее вероятную гипотезу, а команда богов-олимпийцев действовала обычно конкретно-физически, только с повышенными по сравнению с человеческими способностями, то последующие крупнейшие религии базируются на совершенно невероятных способностях и чудесах. Столь совершенное, идеальное, причем безинструментальное дистанционное управление сложнейшим, неисчерпаемым реальным материалом вплоть до субатомных элементов, которое предполагается в них - “всё в руце божией”, “карма себя покажет”, “остановить движение дхарм” и т.п. , - вдобавок в течение любого времени - бесспорно невозможно. Что возможно вечно и исчерпывающе? Возможно просто движение, не осмысленное. Осмысленное, целенаправленное, управляемое, всеобъемлющее и совершенное движение невозможно. Наука это хорошо знает.
В общем, в открывающейся картине появления и существования религии все пункты становятся ясными и понятными. Становится совершенно очевидно, что религия должна возникать обязательно безотносительно к ее истинности, для неизбежного ее возникновения не было никакой необходимости в ее, так сказать, референте - боге. Вся картина свидетельствует о человеческом происхождении, становлении и существовании религии. Нет никакого сомнения, что если бы мы смогли наблюдать на какой-нибудь планете развитие человечества, то увидели бы именно такое, параллельное общественно-производственному развитию и в зависимости от него, возникновение поверий и их развитие до религий - от анимизма до монотеизмов, причем независимо от количества голов, рук, ног и полов у тамошнего населения, лишь бы у них был разум и развитие орудий труда.
Утверждение о человеческом порождении религии имеет широчайшую базу в виде как исторических знаний о естественном пути происхождения и развития религии, так и весьма обоснованного материалистического представления о мире. База же версии боговдохновенности чрезвычайно узка: в христианстве она практически оправдывается лишь ссылками на библию и немногие другие менее значительные произведения.
Всё известное в истории никак не соответствует, опровергает версию боговдохновенности. Идеалистические, сверхъестественные построения не встраиваются в научное знание. Бритва Оккама решительно отрезает представления о реальности богов и божественном внушении религии. И как только человек разумно сопоставит эти два варианта, то у него неизбежно возникнет ясное понимание: “Да конечно религия рождена человеком! как же иначе?! Эти два абстрактно возможных варианта совершенно несопоставимы по реалистичности!” Только, конечно, если он будет твердо руководствоваться не подсознательными страхами, а открытым и честным рассудком, что многим не по плечу или непривычно.
Итак, научное доказательство человеческого происхождения религии существует. Его дает диалектико-материалистическая теория познания. Ее вывод - религия есть ложная ветвь на древе познания. А реально никакая нормальная частная наука никогда не использует в качестве своего инструмента ни бога, ни вообще мистики. Наоборот, если встретилось что-то на первый взгляд сверхъестественное, то это оказывается сигналом о неблагополучии в исследовании, приводит ученых в недоумение и заставляет их искать ошибку или нечто новое естественное до тех пор, пока вся картина не станет вновь достаточно ясной.
Науку не ставит в тупик и даже нисколько не озадачивает и нередкое утверждение, что, якобы, наука и религия имеют дело с разными, непересекающимися мирами, так что наука не может иметь весомого, обоснованного мнения о религии. Тут защитники религии слишком многого хотят: претендовать на знание чего-то, что наука в принципе не может знать.
Во-первых, это их утверждение никак не обосновано, противоречиво и явно надуманно. Никто ведь из приверженцев религии не станет отказываться от влияния сверхъестественного на наш мир, в чем и заключается суть религии. Например, от чудесных (по мнению некоторых) известных явлений. Но разве они происходили в каком-то ином мире, не в том, где мы живем и который как раз и изучает наука? Наоборот, наука и даже более простые исследования открыли естественные причины множества “чудес”. Во-вторых, если же речь идет о чем-то, что совершенно не проявляется и не может проявиться, то о нем нечего и волноваться: бритва Оккама от этой “сущности” нисколько не затупится. Всё, что существует, выражает свое существование в проявлениях, взаимодействиях. Если нечто не может проявить свое существование, то его попросту нет. Наука же может изучать всё каким-либо образом проявляющееся, даже ошибки сознания, страхи и суеверия.
Теперь мы можем сказать, что вместо слепой или гадательной (на всякий случай) веры ученым руководит научное знание - максимально возможным на данном этапе образом обоснованная надежда получать определенный результат, ожидание с представляемой (не случайной) вероятностью достигать цели на основании изученного набора сведений и навыков. Обладание знанием - это не тупая уверенность, а до некоторой степени обусловленные познанием надежда и ожидание, готовые скорректироваться при возрастании знания.
Атеизм из-за приставки “а” несет отрицательный оттенок. Ввиду отрицания ложного он в действительности имеет характер положительного знания. И даже широко распространенный вненаучный атеизм имеет основанием разумный, трезвый и здравый взгляд на мир.
Губин В.Б.
Полный текст можно найти в журнале «Философские науки», 2004, № 10, с. 130-144 (есть на сайте www.gubin.narod.ru )
|
Виртуальный тур и фильмы о факультете
Вестник МГУ. Серия 3.
связаться с нами