 Незаданные свойства
Зачем и как российским ученым интегрироваться в мировую науку?
С такими вопросами мы обратились к академику Алексею Ремовичу Хохлову, сыну знаменитого российского физика, легендарного ректора МГУ Рема Хохлова. Наш собеседник был выбран для этого интервью не случайно: много лет он совмещает успешную работу в России с руководством крупными научными проектами за рубежом. Алексей Хохлов заведует кафедрой физики полимеров и кристаллов на физическом факультете МГУ и лабораторией физической химии полимеров в Институте элементоорганических соединений РАН. Кроме того, на протяжении двух с половиной лет он работает над крупным проектом, связанным с получением макромолекул с заданными функциональными свойствами в Университете Ульма (город на юге Германии, родина А.Эйнштейна).
Проект этот, кстати, состоялся во многом благодаря удачному стечению обстоятельств - в результате выгодной продажи (в конце 2000 года) правительством Германии некоторых государственных радиочастот фирмам - операторам мобильной связи. Часть полученных средств — 100 миллионов марок (см. ‘Поиск’ No. 40, 2002 г.) была выделена Фонду Гумбольдта для запуска новых программ, привлекательных для зарубежных ученых. Одна из них связана с присуждением премий имени Вольфганга Пауля (первые 14 премий на проведение исследований с финансированием до 2,1 млн евро в ноябре 2001 года были присуждены крупным ученым, среди которых - академик Алексей Хохлов и еще двое россиян). Идея программы Пауля состоит в том, чтобы пригласить в немецкие университеты ведущих зарубежных профессоров и профинансировать реализацию их научных идей.
– Алексей Ремович, легко ли стать лауреатом?
– Когда была объявлена эта программа, мне позвонили коллеги из нескольких немецких университетов с предложением поработать в их лабораториях над соответствующим проектом (заявку на премию Вольфганга Пауля подает не сам ученый, а немецкий вуз, который хочет пригласить его для проведения исследований). Поскольку к тому моменту у меня сложились довольно интенсивные рабочие контакты с Университетом Ульма — они развивались начиная с 1991 года и были достаточно плодотворны, — мой выбор пал именно на него. Вместе с коллегами мы сформулировали тему будущего проекта, связанного с получением синтетических макромолекул с заданными свойствами: “Биомиметический дизайн последовательностей в функциональных сополимерах”. Затем университет подал заявку, которая и выиграла соответствующий грант (премию Вольфганга Пауля — С.Б.). Финансирование немцы предоставили очень быстро: в январе 2002 года проект стартовал, а к апрелю все помещения, которые нам выделили, а это около 15 комнат, были полностью оборудованы и подготовлены для проведения исследований.
– Что сейчас происходит в Университете Ульма?
— Под моим руководством там работает интернациональная научная группа, “костяк” которой составляют приглашенные мною российские ученые. Причем, состав группы постоянно меняется в зависимости от того, какие задачи стоят перед проектом в данный момент.
– Как часто вам приходится перемещаться между Германией и Россией?
– Поскольку одновременно с проектом в Германии я руковожу кафедрой на физическом факультете МГУ и заведую лабораторией в Институте элементоорганических соединений, то, конечно, частые перемещения неизбежны. Три года, отведенных для выполнения проекта, я провожу в “челночном режиме” со средней периодичностью около двух недель в каждой стране. Это не первый мой международный проект, и я уже давно понял, что иначе ничего не получится ни здесь, ни там.
– Если бы не премия Пауля, вы занимались бы этой темой в России?
– Безусловно. Ведь она достаточно фундаментальна и интересовала меня еще в студенческие годы. Первые результаты в этой области получены мною в 1997 году. А немецкий проект “запущен” для того, чтобы осуществить в реальных экспериментах в химической лаборатории те идеи, которые были сформулированы в России но основе компьютерного моделирования. Кстати, большая часть работ по этой теме и сейчас ведется у нас в тесном контакте с лабораторией Университета Ульма.
– Кому же в таком случае будет принадлежать результат исследований, которые под вашим руководством ведутся в Германии?
– Результат будет доступен всем: соответствующие статьи уже опубликованы или вскоре появятся в открытых научных журналах. Это фундаментальная наука, поэтому здесь не идет речь об интеллектуальной собственности. И никаких потерь для нашей науки нет, поскольку общеизвестно, что эти идеи первоначально были сформулированы в России.
– Тогда в чем состоит интерес Германии и конкретно Университета Ульма, пригласившего вас для работы над проектом?
– Германии нужно компенсировать “утечку умов”, которая в последние годы становится все более ощутимой: перспективные исследователи покидают страну и предпочитают заниматься наукой в США. А университет заинтересован в проведении этого проекта, поскольку такие фундаментальные исследования повышают научный уровень вуза и, как следствие, — его престиж. Когда премия была получена, руководство Университета Ульма постаралось на 100 процентов использовать этот факт в рекламе своего вуза. Премия послужила поводом для серии публикаций в местных и центральных газетах. Конечно, это влияет на рейтинг университета. Причем, главную роль сыграл даже не тот факт, что в вузе небольшого города осуществляется проект под руководством российского академика. Важнее оказалось то, что университет сумел добиться его выполнения в своих стенах и победить в конкурентной борьбе ведущие вузы страны. По рейтингу Фонда Гумбольдта Университет Ульма в прошлом году вышел на пятое место.
– А что лично вам дает работа в Германии? Чему может научиться у немцев российский академик?
– Я специалист в своей области, а наш проект — междисциплинарный, поэтому я не могу знать всего. Есть огромное количество специалистов, компетентных в других областях, с которыми очень интересно и полезно общаться. Мы активно сотрудничаем со многими немецкими научными группами, постоянно идет взаимный обмен информацией, новые идеи возникают даже в процессе разговоров. В ходе таких совместных обсуждений и дискуссий иногда удается сформулировать новые направления работы. Я бы не разделял исследователей на немцев и русских, важно, что все участники проекта — специалисты высокого научного уровня.
– Существуют ли в университетах Германии свои научные школы?
– Научных школ в нашем понимании там нет. В Германии принята своя система: молодой ученый не может расти по должностям в рамках одного университета. К примеру, для получения должности, соответствующей уровню доцента, постдок должен перейти на работу в другой университет. Ученый, для которого важен карьерный рост, вынужден все время менять место работы. С одной стороны, такая система позволяет достичь достаточно равномерного распределения хороших ученых по разным вузам страны. С другой — она препятствует образованию научных школ, поскольку у ведущих профессоров почти не бывает учеников, которые работают с ними на протяжении многих лет.
– Не потому ли востребованы в Германии российские ученые, воспитанные в иных традициях?
– Российские ученые и специалисты востребованы прежде всего потому, что они получили очень хорошее образование, которого не получают студенты немецких или каких-либо других зарубежных университетов. Я могу судить об этом как преподаватель, работающий со студентами и в России, и за рубежом. Отечественная система образования в области фундаментальных наук уникальна, поэтому наши выпускники и аспиранты имеют гораздо более высокий научный уровень, чем молодежь из большинства европейских стран. Когда зашла речь об участии аспирантов в работе над моим проектом, я предложил привлечь россиян (в частности, из МГУ), с тем чтобы они проводили половину времени в Германии, половину — дома. Такая схема работы, как правило, дает наилучший результат. Тем не менее формально нужно было, чтобы эти молодые люди были приняты полноценными аспирантами Университета Ульма. Никаких проблем в связи с этим не возникло. Немцы только уточнили: действительно ли речь идет об аспирантах Московского университета имени Ломоносова?
Впрочем, отличную репутацию на Западе имеет не только МГУ. Мы традиционно сотрудничаем с двумя Университетами из Твери — Тверским госуниверситетом и Тверским государственным техническим университетом. О выпускниках этих вузов тоже сложилось очень хорошее мнение.
- Нужно ли нам в таком случае стремиться соответствовать европейским образовательным критериям?
– Сейчас фундаментальное образование в области физики и математики у нас гораздо более полноценное и продвинутое, чем на Западе. На мой взгляд, стоит использовать участие в Болонском процессе, чтобы развивать совместные аспирантские проекты. В этом есть определенная логика, поскольку для раскрытия темы диссертации часто бывает необходимо провести измерения на установках, которые расположены в разных странах или разных научных центрах. Конечно, такая совместная аспирантура должна базироваться на соглашениях между вузами, где оговариваются все условия, в том числе финансовые и правовые. В то же время я с большой настороженностью отношусь к заложенной в Болонской декларации идее о возможности обучения студентов, особенно младших курсов, в различных вузах по системе кредитов. Мне кажется, это приведет к снижению качества образования. Кстати, в большинстве европейских стран уже достигнуто понимание того, что для студентов- медиков можно применять не все принципы Болонской декларации. Я думаю, что это справедливо и для студентов, обучающихся естественным наукам и математике.
– Вы упомянули о выдающихся отечественных научных школах, замечательных образовательных традициях, выгодно отличающих Россию от других стран. Почему же не видно наплыва молодых людей из Европы, желающих учиться у нас?
– В первую очередь это, конечно, языковая проблема. Так уж сложилось, что международный язык науки — английский. Но это препятствие можно преодолеть. В моей научной группе в МГУ очень часто бывают и стажеры, и аспиранты из-за рубежа. Этот процесс надо существенно интенсифицировать. Обучение зарубежных студентов очень полезно и с той точки зрения, что мы готовим специалистов, которые, даже уехав, остаются нашими выпускниками и проводниками нашего влияния. Я хорошо вижу это по Германии. Там очень активно действуют группы выпускников российских вузов из бывшей ГДР, которые заботятся, чтобы контакты немецких университетов с российскими продолжались, пропагандируют программы обменов. Это все окупается. Не случайно и в США такое большое внимание уделяется обучению иностранных студентов. Фактически это проводники последующих контактов между научными и образовательными сообществами двух стран.
С другой стороны, цель, к которой надо стремиться очень активно, — возможность получения образования в российских вузах гражданами стран СНГ. Здесь нет языковой проблемы, а возможность того, что такие студенты после обучения в университете, аспирантуре останутся работать в качестве постдоков, для нас очень привлекательна.
Беседовала
Светлана БЕЛЯЕВА
Поиск, No.21 (738), 28 мая 2004 г., с. 14
Администратор сервера |
Виртуальный тур и фильмы о факультете
Вестник МГУ. Серия 3.
связаться с нами